— Я тебя видел, ты часть команды ТР. Может, ты и меня подхватишь? Братану надо срубить чуть-чуть капусты, немного зелени, понимаешь, о чем я?
— Они платят 19 центов в час.
— 19 центов? Это же рабство, йоу!
— Это тюрьма, йоу.
Он-то и заговорил со мной о женщинах. Сказал, что заключенные больше всего жалуются на это. Я заметил, что испытываю то же самое и считаю такое лишение несправедливым.
— Но для того вас и сажают в тюрьму.
— То есть как это?
— Ведь свобода — это женщины. А вас лишают свободы.
И тогда я понял, что человек, проживший на свете хотя бы один день, мог бы без труда провести в тюрьме сто лет. У него хватило бы воспоминаний для того, чтобы не скучать. В известном смысле это было благодетельно.
Надо жить в «мешке». Да, правда, вы не знаете, что такое «мешок»! Так называли в средние века каземат подземной темницы. Обычно заключенного бросали туда на всю жизнь. Этот каземат отличался от других камер остроумно вычисленными размерами. Он был недостаточно высок, чтобы можно было выпрямиться во весь рост, и недостаточно длинен, чтобы можно было лежать. Приходилось поневоле жить там скрючившись, «по диагонали», сон сваливал человека с ног; бодрствуя, он вынужден был сидеть на корточках.