— Короче, маман открывает дверь и такая: «АААААААААА!». А я такой: «Я бессмертный!». И тут она брякается в обморок. Прям лицом на батарею, кровища кругом, зубы.
— Она в порядке?
— Да-да, всё путём, всё ништяк! Ну... Кроме лица, разве что. Это как-то подпортило момент.
Дорогой дед мороз! Меня зовут Настя. Хоть я в тебя и не верю, но больше не на кого рассчитывать.
Я очень люблю свою маму. Мне не надо ни конфет, ни кукол. Верни мне папу. Мне очень нужен мой папа. И маме он нужен. Дедушка, прошу, сделай так, что бы в этот новый год мы с мамой получили один подарок на двоих. Я тебе обещаю вести себя хорошо и слушаться няню.
— Твоя мать просто чудо. Способна анализировать, проницательна, и спорю, она никогда тебя не била Библией за то, что ты не ел брюссельскую капусту.
— Шелдон, ты недооцениваешь свою маму. Она заботливая, любящая, она не приклеивает электроды к твоей голове, чтобы проверить твою электроэнцефалограмму в процессе приучения к горшку.
— Да ты счастливчик! Когда я был ребенком и хотел электроэнцефалограмму, мне приходилось самому себе прикреплять электроды.
— Каждый год маман собирает всех наших родственников и готовит свою знаменитую Грундейку Фиш.
— Грундейку Фиш?
— Индейка, начинённая грудинкой, которая набита фаршированной рыбой. На вкус так же погано, как и на слух.
— Радж, ну а ты?
— Ну, он обычно как раз и приходит ко мне. Верно, приятель?
(Радж в слезах убегает в туалет)
— Ну ладно, в этом году не обязательно есть Грундейку Фиш. Я её даже не жую, глотаю залпом, как таблетки.
— Ты даришь мне диванную подушку?
— Нет. Подушка — лишь символ. Я дарю тебе моё место на диване.
— Но ты любишь это место!
— Нет. Я люблю маму. А мои чувства к этому месту гораздо сильнее.